Бухгалтер 2, или Всё наперекосяк - Андрей Ильин

Глава 4

«Царица Тамара» сказала: «Войдите», подняла голову – на пороге стоит Василий Барабанщиков.

– Вижу, вы хорошо поработали, Василий, – с улыбкой заметила Береговая. – Уезжали, как на похороны, а вернулись, как со свадьбы.

– Скорее, развелся, – уточнил Василий. Подробно доложил обо всех обстоятельствах операции в Кении.

Береговая внимательно выслушала доклад, помолчала. Потом прямо взглянула в глаза:

– Этот Бибиков удрал. Все бросил и удрал. Спецназ никого в доме не нашел. Только охрана и слуги.

– А его коллекция? Там экспонаты по миллиону долларов каждый!

– Цела, – махнула рукой Береговая, – или почти цела. Это не почтовые марки, так просто не увезешь.

Встала из-за стола, прошлась по кабинету:

– Побег Бибикова все усложнил. Сейчас полиция проводит аресты, но наверно возьмет не всех. Кто-то предупрежден и скроется. А кто-то и вовсе будет продолжать работать как ни в чем ни бывало. В том компьютере, что вы вскрыли, было не все.

– Других компов у него не было, – развел руками Василий.

– Он мог не хранить все на диске, вашей вины нет, – успокоила Береговая.

– Вы знаете, куда он мог спрятаться?

– Предположительно, где-то в Индии.

– Далековато!

– Да уж! – ответила « царица Тамара», пристально глядя в глаза Барабанщикову.

– Что это вы так смотрите, товарищ подполковник? – подозрительно спросил Василий.

– Индия – страна чудес, жаркая и экзотическая, – мечтательно произнесла Береговая.

– Я жару не люблю, – как бы между прочим сказал Барабанщиков, – и вообще, почему опять я? – не выдержал он.

– А кто же еще, дорогой Василий Иванович? – обрадовалась « царица Тамара», – вы у нас самый опытный по таким делам. Здоровье крепкое, адаптированное к тропикам, прививки делать не надо.

Василий недовольно отвернулся к окну:

– Надоели мне эти потные страны, – сообщил он. – Жарко там, гадость всякая водится.

– Ничего, – утешила Береговая, – это всего лишь тяготы и лишения, которые легко переносятся, если стойко… э-э… и непреклонно… ну, если наплевать на все и положить.

– Чего? – подозрительно уточнил Василий.

– Ваше, Василий Иванович, непоколебимое мужество на чашу весов. Оно перевесит все! – торжественно сообщила « царица». Помолчала, потом уже серьезно сказала:

– Василий, вы действительно наиболее опытный и умелый. Самая подходящая кандидатура для проведения таких операций. У вас правда хорошо получается.

Села за стол и тихо добавила:

– Уже двоих туда послали. Никто не вернулся. И никаких следов, как в воду канули.

– Когда ехать? – со вздохом спросил Василий.

– Ориентировочно, через неделю. Надо кое-что уточнить. Пока отдыхайте.

В этот день служба в храме прошла, как обычно. Отец Сергей обошел зал, еще раз посмотрел на большую икону Божьей матери в позолоченной раме. Икона старинная, середины 16 века. Долго хранилась в семье сельского дьячка. Как туда попала, никто уже не помнит. В революцию дьячка расстреляли, церковь разграбили, устроили склад овощей. Икону спрятали на чердаке дома дьяка. Его семью тоже расстреляли, а детей отправили в приют. В доме поселился председатель колхоза, бывший сельский дурачок. Воевал в гражданскую, был контужен. Вернулся в деревню и его райком партии назначил председателем. Этот контуженный быстро понял, как надо работать – составил список зажиточных крестьян и предложил расстрелять их, а имущество объявить колхозным. Райком оценил инициативу – ведь так одним махом убивали двух зайцев: ликвидировали классовых врагов и создали материальную базу коллективного хозяйства. Дурачку отдали дом деревенского дьяка. Председатель женился пролетарским браком на бывшей городской проститутке и воровке, ставшей на путь исправления при новой власти и зажил счастливой семейной жизнью. Новые владельцы дома никогда не осматривали чердак и не интересовались старым барахлом; зачем оно, когда так много всего от раскулаченных? На чердаке сухо и икона лежала в пыли, никем не замеченная. Началась война, председатель с семьей сбежал. Дом заняли немцы. Они пользовались кровом недолго. Однажды ночью кто-то бросил в окно гранату. Дом загорелся, немцы кое-как потушили. В отместку сожгли всю деревню и ушли. По иронии судьбы, именно этот дом, хоть и не весь, остался целым. От других остались только печные трубы. Время и непогода делали свое. Крыша прохудилась, потекла и иконе досталось. Когда немцев прогнали, в село неожиданно вернулась старшая дочь расстрелянного сельского священника. Она поселилась в старом родительском доме. Вскоре с фронта домой начали возвращаться мужики. Только не все. Меньше половины из тех, что уходили. В селе уже мало кто помнил, чей это дом и чья дочь в нем живет. А если и помнили, то молчали – люди видели столько горя, что многие потянулись к Богу. Дочь священника вышла замуж за фронтовика и жизнь с трудом, не сразу, но начала налаживаться.

Как-то раз решили навести порядок на чердаке и сжечь старый хлам. Муж разобрал завалы наверху, обнаружил икону. Хотел спалить, но жена не дала. Вытерла от пыли, спрятала. Икона еще долго хранилась в чулане. Жизнь шла своим чередом, сменяли друг друга генсеки, власти. Мир менялся стремительно и кардинально. Вернее, возвращался к нормальному состоянию. И однажды уже сильно постаревшая дочь сельского священника вытащила из чулана икону. Внимательно осмотрела, подумала и собралась в город. Зять погрузил большую семейную реликвию в багажник « Жигулей», усадил тещу на заднее сиденье и повез в город, к батюшке. Старуха все ему рассказала, отдала икону и вернулась восвояси. Батюшка осмотрел привезенное и взяло его сомнение. Пригласил ученого из местного краеведческого музея и директора художественной школы. Те внимательно рассмотрели икону и в один голос заявили, что икона старая, даже очень старая. Руку мастера узнать невозможно, надо отправить в Москву, на реставрацию. Батюшка связался со своим московским начальством, икона отправилась на омоложение. Реставраторы нескоро занялись ей, много других дел. Наконец, дошли руки и до нее. Долго возились, чистили, снимали грязь и слои посторонней краски, а когда разобрались, то ахнули – таких икон осталось всего ничего, несколько штук на всю Россию. Сообщили руководству Русской Православной Церкви, приехали иерархи, осмотрели и дали добро на реставрацию по высшему разряду. Полтора года прошло, прежде чем засветилась Божья матерь небесным светом в золотом обрамлении. Икона словно расцвела, будто яблоня весной. По решению Священного Синода ее вернули в храм тому батюшке, которому икону отдала дочь священника.

Отец Сергей еще раз осмотрел церковь, вышел. Тяжелая дверь без скрипа затворилась, раздался легки стук щеколды, кованый ключ легко повернулся в замочной скважине. Опустилась темная ночь. Храм неярко освещается уличными фонарями. Шумит листьями ночной ветер. Торопятся запоздалые прохожие, изредка проезжает одинокая машина. Тьма становится гуще, почти осязательной. Во двор соседнего дома медленно въезжает автомобиль. Водитель глушит двигатель, свет гаснет. Через несколько секунд негромко хлопают двери, из салона выходят двое. У каждого за плечами горбом торчит сумка. Бесшумно идут темной стороной улицы к храму. Ловко перепрыгивают через низенькую ограду. Проходят вдоль стены, останавливаются у электрокабеля. В руках появляются большие кусачки. Щелчок, короткая вспышка. На храме и в соседних домах гаснет свет. Двое выждали минуту, другую. Подходят к железным дверям, достают из сумки большой сверток. Собирают прямоугольную конструкцию из тонких пустотелых трубок, натягивают темную непрозрачную материю, придвигают так, чтобы с улицы двери на две трети были невидны. Достают из сумки небольшой баллон, прикручивают к горловине тонкий шланг с резаком. Раздается негромкий хлопок, на кончике резака загорается пронзительно голубой огонек. Человек подносит пламя горелки к двери, медленно ведет по кругу. Железо плавится, желто-красные тяжелые капли падают на черную землю. Когда осталось совсем чуть-чуть до конца, неизвестный сжимает плоскогубцами вырезанный кусок, осторожно кладет на порог. Газовый резак возвращается в сумку. Дверь осторожно приоткрывается, оба заходят внутрь.

Лица закрывают уродливые черные маски с короткими толстыми трубками вместо глаз. Через эти трубки оба хорошо видят в темноте всю церковь. Проходят прямо к большой иконе Божьей матери. Осторожно снимают, кладут на пол. Ножами отделяют стекло и деревянную с позолотой раму. Икону заворачивают в заранее приготовленный кусок материи, обматывают скотчем. Один бережно берет на руки, идут к выходу. Сняли темную материю с каркаса, сложили обратно в сумки. Неизвестные уже подошли к ограде, как вдруг заметили синий пульсирующий отблеск. Визжат тормоза, из-за поворота вылетает полицейская машина, тормозит возле церковной ограды. Трое полицейских перепрыгивают через ограду и направляются к дверям. Неизвестные с иконой шарахаются в сторону. Полицейские, подсвечивая фонариками, остановились возле дверей. Увидели следы взлома, двое сразу побежали вокруг храма, третий берет радиостанцию. Раздается хлопок. Рация падает на асфальт, полицейский молча сползает по стене. Один из двоих в масках тихо выругался и ударил второго, с пистолетом. От неожиданности тот отшатнулся, чуть не упал, молча замахнулся свободной рукой. Из-за угла выбегает двое полицейских. Фонари освещают неизвестных. Звучит команда: